Люблю, иной раз, на досуге вспомнить различные прикольные события буйной юности, бешеной младости и похотливого отрочества.
И вот так вспоминаешь, вспоминаешь и понимаешь - Ну ведь гадами же были! Форменными гадами! И ещё какими!!!!
Такие пакости творили, что твой пи..ец. Оно конечно, по здравому размышлению, за такое надо мочить без разговоров и соплей, да. Но Аллах, как известно, велик, и всё обошлось.
Вы хочите жареных фактов? Их есть у меня!
Вот, к примеру, был такой случай.
Решили как-то мы с корешками (дело было в деревне) постращать проезжающих путников. Сказано-сделано.
Нарубили поленьев вдоль, связали их верёвкой, взяли чувака (1 экз.), надели ему связку поленьев на спину (на манер рюкзака), сверху напялили на него (чувака) старый плащ-палатку, а сзади воткнули топор (это было довольно сложно - топор был тупой как моя коленка и никак не хотел втыкаться сквозь ткань в дерево полена). Получилось очень готично и зловеще - чистый Призрак замка Морисвилль. Топор в спине особенно радовал глаз.
Дождавшись сумерек, всей бандой (негодяев 5-6) отправились на проезжую дорогу пугать запоздалых странников. А надо сказать, что дело происходило в 1995 году, и машин в те времена, понятно, было существенно поменьше, чем сейчас. Плюс поздний вечер, узкая, извилистая, дачная дорога и будний день. Вобщем, траффик был, дай бог, одна машина в 10 минут.
Короче, идём. Ждём жертву. С обеих сторон от дороги - стена леса. Вдруг, впереди из-за поворота - звук мотора! Едет наш кросафчег, ага!
Ну, наш "труп" на обочину так быстренько кувырк, и притаился на животе в живописной позе. А мы, понятно, в придорожные кусты ломанулись - ржать. Звук мотора становится громче, и сквозь деревья уже виден силуэт приближающегося автомобиля. Как щас помню - белая "шаха". В салоне только водила. Вдруг, скрип тормозов - водила остановился, отъехав метров 20 от "трупа". Постоял несколько секунд (видимо, разглядывая жертву разбойного нападения), после чего, взвизгнув шинами, с пробуксовкой, машина рванула дальше. Блин! Первый комом!
Ладно, фигня. "Трупак" наш поднялся, поправил топор в спине, отряхнулся, и мы решительно пошли дальше. Пугать, так пугать. Мы такие. Только отошли метров 100-150 - опять звук мотора! На этот раз, сзади. Ну, сценарий тот же. "Труп с топором" на обочину брык и лежит, остальные гады - в лес (двое, в том числе и я - на одну сторону от дороги, остальные на противоположную). Звук мотора нарастает, и что мы видим? Возвращается та самая "шаха".
Только в салоне уже, помимо водилы, три здоровых гамадрила. Мы в ахуе. Хана, думаем, отроку Вовану. Щас эти демоны порвут его на куски, а куски сожрут.
Машина тормозит, не доезжая до нашего покойничка метров 30. Хлопают двери, вся зондеркоманда выходит наружу. Вчетвером, медленно (даже как-то с опаской, что ли) начинают подходить к оцепеневшему Вовану. Не доходя до трупака метров 10, водила говорит: Пацаны, б..я буду, в прошлый раз он лежал вон у того поворота! И ж..па у него была повёрнута к лесу, а не к дороге!
(Вован-балбес - думаем мы - Не мог запомнить позу. Решил пугать, так пугай достоверно, блин! Самое главное в нашем деле этот самый социалистический реализьм!)
- Ща разберёмся - говорит один (по виду, чистый Годзилла).
Мужики начинают решительно приближаться к обречённому Вовану. Когда до точки невозврата остаётся метров 5-6, "труп" вскакивает и с воплем, напоминающим "АЫУЫыыыыыыыыыыыы!!!!!!!!!!!!", ломится в кусты. Топор из "раны" с глухим стуком падает на асфальт. Мужики стоят в полной растерянности, слушая постепенно удаляющийся треск кустов, ломаемых на полном ходу четырьмя долбо..ами. Лишь спустя минут пять до нас донеслось далёкое "Б.яяяяя!!!!" (это, как я потом выяснил, Вован с разгону налетел яйцами на торчащий сук).
И тут водила говорит - Вот же ж пи..арасы, а!
И ведь был прав, что характерно. Но зато мужикам достался топор.
А у меня был непохожий случай. Как я уже писала, девочкой я была домашней и послушной. Но и со мной приключались такие вещи, за которые следовало бы выпороть по первое число.
Дело было в деревне. Проживала там семейка таких забулдыг, что ни в сказке сказать, ни пером описать. В общем, трезвыми их не видели никогда. И вот обнаружили мы, дети, эту сладкую парочку в поле, распластанными около стога сена. Долго пытались разбудить - все-же жалко, сгорят на солнцепеке. Тщетно. И тут пришла в голову шальная мысль...
В общем, сгоняли мы по домам, принесли кто что может и приступили к воплощению задуманной идеи.
Баба с мужиком бессовестно были раздеты до исподнего и облиты тщательно замешанной смесью клея с гуталином, после чего на них была выпотрошена старая пуховая подушка. В трусы им затолкали пеньковую веревку, распушенную на конце, на носы пришпандорили вырезанные из бумаги пятаки, как следует начесали волосы и воткнули в них "рожки", набрызгав все лаком для фиксации. Наши черти были готовы, а мы, давясь от хохота, спрятались за соседний стог.
Ждали долго. Дежурили по очереди. Тут кто-то говорит: "Просыпаются!"
Первой признаки жизни стала подавать женщина. Мутными глазами обвела все вокруг и увидела ненаглядного. Заголосила так, что у нас зазвенело в ушах. От этого крика, полного ужаса и животного страха, проснулся ейный хахаль. Увидев над собой орущую, с выпученными глазами, с пятаком и перьями чумазую чертиху, он, мелко взвизгнув, дал деру. Так они и побежали по полю. Он в одну сторону, а она в другую. Мы, разумеется, были счастливы.
У этой истории на самом деле хороший конец. Баба с той поры пить бросила напрочь. А о нас рассказывают только повзрослевшим детям)
Эх...а у меня по молодости бывало вот такое...
Вспоминаю...как живые все перед глазами стоят....мои друзья, мой батальон.
Смешно.....и грустно
"Прапорщик-морпех, недавно прибывший на замену "Пиночету" (прапорщику
Шульге, милейшему человеку, волею судеб применившему свое двойное высшее
образование на горячем песке Регистана в засадном батальоне, и покинувшему
эту дикую страну с тоской от неисполненных до конца желаний — столько добра
в караванах сгорает, а рынки на ридной хохлядчине пустуют), пытаясь
пошатнуть неколебимую веру бойцов 2-го засадного батальона в то, что без
"Пиночета" на караван лучше не ходить — трое суток без воды "тянуть
пустышку" — себя не уважать — объявил войну наркоманам, подрывающим боевую
мощь подразделения, проводившего Шульгу и неизвестно что приобретшего в лице
целеустремленного морпеха, тоскующего без моря на бескрайних пляжах
Регистана. Топор войны был отрыт и немедленно раскрашен в боевые цвета.
Раннее утро. Солнышко только встало, но уже жарко. Палатки пустуют,
ветераны, дембеля — все в тени или на арыке. Молодые, ошалев от жары,
небоевых задач и количества желающих ставить новые задачи, разбежались по
бригаде, делая вид, что работают. В общем, тоска — пустыня, стоят
выгоревшие палатки, солнце в макушку, тишина, от людей только тени остались.
И в этой богом забытой дыре, широко расставив ноги, в черном берете, как в
пиратском флаге, морпех стоит в ожидании, что сейчас на него вылетит дружная
толпа наркоманов, изнуренных зельем, изнывающая и стонущая от желания
принять наказание во благо избавления от столь горьких мук дурманящей дряни.
Как всегда случается с теми, кто "только с самолета", на нашего героя
выползает Паша-Телеграмма. Нормальный малый, проторчал полтора года в штабе
бригады, от перенапряжения и стрессов от встреч с теми, кто ходит на
караваны и не ходит в штаб, пристрастился к чарсу и т.д. и т.п. В общем,
дослужил бы, если бы не проворонил важную телеграмму, за что был удостоен
двойной чести — был избит ногами лично комбригом, а затем сослан искупать
свой проступок кровью во второй засадный батальон на оставшийся срок службы.
В дружном коллективе 6-й роты 2-го батальона Паша стал "Телеграммой", ибо
его "подвиг" не котировался даже среди сосланных в роту из Кабула, где
вульгарный обмен простыней на арыке, сопровождался ссылкой в Кандагар и
грозной записью в учетной комсомольской карточке, типа — "продажа
государственного имущества иностранным гражданам"(?!). Паша не имел даже
этого, о чем говорить? Он начал службу за полгода до ее окончания! Но опыт,
даже если он заработан в штабе, остается опытом. Паша нашел свою нишу, он
стал наркоманом, которого противно даже не то, что бить, а просто видеть
перед собой. Так быстро в батальоне не "опускали" еще никого. Паша побил все
рекорды, придав роте статус беспредельной, а себе заслужив покой и уважение
— чужие не трогали — боялись 6-й роты, а свои не трогали потому, что
просто "западло". Он был постоянно обдолбан до неприличия, в любое время
суток. И они нашли друг друга!
Когда морпех увидел Пашу-Телеграмму, он поначалу не поверил той жуткой
реальности, которую не мог нарисовать даже его, распаленный солнцем,
покрытый черным беретом, мозг советского прапора. У Паши в руках был целый
пакет из-под ракетниц, заполненный незамальцованной пыльцой индийской
конопли. Расправа была быстра — костер и почетный караул у погребального
костра, в котором сгорала дрянь. Паша, сердце которого грозило не выдержать
такого напряжения, в ответ на злобную речь прапора о поганых наркоманах,
предложил неуверенно: "А можно я друзей позову?" "Зови гадов!" — гнев
морпеха не имел границ, как, собственно, и глупость.
Пришли почти все, двоих даже принесли! Успели к самому разгару событий,
в прямом смысле. Густой дым валил во все стороны, щедро наполняя легкие
шальной братии, которая, "зацепившись", уже простила Пашу-Телеграмму за
залет. Казнь превратилась в пиршество! Наркоманы падали в дыму один за
другим, морпех смутно понимал, что проигрывает, но где и в чем — понять не
мог. Непонятные ощущения заполняли сначала его тело, затем маленький, но
пытливый ум. Его зацепило. И зацепило крепко. Когда на дым прибежали те,
кому положено на это реагировать, они застали тела наркоманов, валяющиеся
вповалку вокруг потухшего костра и прапорщика, сидящего на корточках и
счастливо, с глупой улыбкой на лице взиравшего на людей, пытавшихся его
поднять. Это была очередная жертва той войны.
Вскоре, под Сенджараем , в составе 6-й роты Паша-Телеграмма попал в
засаду. Остался чудом жив, получил сильный испуг и орден "Красной Звезды".
Морпех отличался храбростью и сноровкой. Однажды летом, на пешем переходе
при выдвижении в район засадных действий в составе группы мальчиков с
автоматами, будучи "под дурью", он "нашел" свою противопехотку. Его не стало
уже в вертолете, при транспортировке в госпиталь. В Созе осталась дочка 3-х
лет, старушка мама и стерва жена, от которой он сбежал в Кандагар, где
заслужил два ордена "Красной Звезды", погоняло "Дым" и общее уважение братвы
2-го засадного батальона.Павел Андреев, 1998"
Эх...а у меня по молодости бывало вот такое...
Вспоминаю...как живые все перед глазами стоят....мои друзья, мой батальон.
Смешно.....и грустно
"Прапорщик-морпех, недавно прибывший на замену "Пиночету" (прапорщику
Шульге, милейшему человеку, волею судеб применившему свое двойное высшее
образование на горячем песке Регистана в засадном батальоне, и покинувшему
эту дикую страну с тоской от неисполненных до конца желаний -- столько добра
в караванах сгорает, а рынки на ридной хохлядчине пустуют), пытаясь
пошатнуть неколебимую веру бойцов 2-го засадного батальона в то, что без
"Пиночета" на караван лучше не ходить -- трое суток без воды "тянуть
пустышку" -- себя не уважать -- объявил войну наркоманам, подрывающим боевую
мощь подразделения, проводившего Шульгу и неизвестно что приобретшего в лице
целеустремленного морпеха, тоскующего без моря на бескрайних пляжах
Регистана. Топор войны был отрыт и немедленно раскрашен в боевые цвета.
Раннее утро. Солнышко только встало, но уже жарко. Палатки пустуют,
ветераны, дембеля -- все в тени или на арыке. Молодые, ошалев от жары,
небоевых задач и количества желающих ставить новые задачи, разбежались по
бригаде, делая вид, что работают. В общем, тоска -- пустыня, стоят
выгоревшие палатки, солнце в макушку, тишина, от людей только тени остались.
И в этой богом забытой дыре, широко расставив ноги, в черном берете, как в
пиратском флаге, морпех стоит в ожидании, что сейчас на него вылетит дружная
толпа наркоманов, изнуренных зельем, изнывающая и стонущая от желания
принять наказание во благо избавления от столь горьких мук дурманящей дряни.
Как всегда случается с теми, кто "только с самолета", на нашего героя
выползает Паша-Телеграмма. Нормальный малый, проторчал полтора года в штабе
бригады, от перенапряжения и стрессов от встреч с теми, кто ходит на
караваны и не ходит в штаб, пристрастился к чарсу и т.д. и т.п. В общем,
дослужил бы, если бы не проворонил важную телеграмму, за что был удостоен
двойной чести -- был избит ногами лично комбригом, а затем сослан искупать
свой проступок кровью во второй засадный батальон на оставшийся срок службы.
В дружном коллективе 6-й роты 2-го батальона Паша стал "Телеграммой", ибо
его "подвиг" не котировался даже среди сосланных в роту из Кабула, где
вульгарный обмен простыней на арыке, сопровождался ссылкой в Кандагар и
грозной записью в учетной комсомольской карточке, типа -- "продажа
государственного имущества иностранным гражданам"(?!). Паша не имел даже
этого, о чем говорить? Он начал службу за полгода до ее окончания! Но опыт,
даже если он заработан в штабе, остается опытом. Паша нашел свою нишу, он
стал наркоманом, которого противно даже не то, что бить, а просто видеть
перед собой. Так быстро в батальоне не "опускали" еще никого. Паша побил все
рекорды, придав роте статус беспредельной, а себе заслужив покой и уважение
-- чужие не трогали -- боялись 6-й роты, а свои не трогали потому, что
просто "западло". Он был постоянно обдолбан до неприличия, в любое время
суток. И они нашли друг друга!
Когда морпех увидел Пашу-Телеграмму, он поначалу не поверил той жуткой
реальности, которую не мог нарисовать даже его, распаленный солнцем,
покрытый черным беретом, мозг советского прапора. У Паши в руках был целый
пакет из-под ракетниц, заполненный незамальцованной пыльцой индийской
конопли. Расправа была быстра -- костер и почетный караул у погребального
костра, в котором сгорала дрянь. Паша, сердце которого грозило не выдержать
такого напряжения, в ответ на злобную речь прапора о поганых наркоманах,
предложил неуверенно: "А можно я друзей позову?" "Зови гадов!" -- гнев
морпеха не имел границ, как, собственно, и глупость.
Пришли почти все, двоих даже принесли! Успели к самому разгару событий,
в прямом смысле. Густой дым валил во все стороны, щедро наполняя легкие
шальной братии, которая, "зацепившись", уже простила Пашу-Телеграмму за
залет. Казнь превратилась в пиршество! Наркоманы падали в дыму один за
другим, морпех смутно понимал, что проигрывает, но где и в чем -- понять не
мог. Непонятные ощущения заполняли сначала его тело, затем маленький, но
пытливый ум. Его зацепило. И зацепило крепко. Когда на дым прибежали те,
кому положено на это реагировать, они застали тела наркоманов, валяющиеся
вповалку вокруг потухшего костра и прапорщика, сидящего на корточках и
счастливо, с глупой улыбкой на лице взиравшего на людей, пытавшихся его
поднять. Это была очередная жертва той войны.
Вскоре, под Сенджараем , в составе 6-й роты Паша-Телеграмма попал в
засаду. Остался чудом жив, получил сильный испуг и орден "Красной Звезды".
Морпех отличался храбростью и сноровкой. Однажды летом, на пешем переходе
при выдвижении в район засадных действий в составе группы мальчиков с
автоматами, будучи "под дурью", он "нашел" свою противопехотку. Его не стало
уже в вертолете, при транспортировке в госпиталь. В Созе осталась дочка 3-х
лет, старушка мама и стерва жена, от которой он сбежал в Кандагар, где
заслужил два ордена "Красной Звезды", погоняло "Дым" и общее уважение братвы
2-го засадного батальона.Павел Андреев, 1998"
